Нежные сумерки - Страница 25

— Поднимайся, повар, пора вставать, — сказал он, передавая ей пижаму.

— А нельзя ли нам взять выходной и остаться в постели? — сонно произнесла Дороти.

— Где твое чувство ответственности? — притворно удивился Гатри, помогая ей натянуть рубашку, словно маленькому ребенку. — Подумай о голодных людях, которые ждут завтрака, — добавил он, застегивая пуговицы. — И подумай обо мне. — Он поцеловал ее напоследок. — И о том, что ждет нас сегодня вечером.

Дороти так и сделала: она думала о нем, моя посуду, подметая пол, готовя еду, и была вознаграждена, когда работники покинули дом после ужина и они с Гатри остались наконец, вдвоем.

Так происходило теперь каждую ночь. Дороти была словно заколдована счастьем, словно заново родилась. Она находила радость в каждой мелочи: в цвете моркови, которую она чистила к обеду, в хрусте сухих эвкалиптовых листьев под ногами во время прогулки к протоке, в прохладе и чистоте простыней, которыми она застилала кровать. Казалось, окно, в которое она глядела на мир, тщательно помыли, и все вещи лежали представляться ей в новом, улучшенном свете.

В образе жизни ее ничего не изменилось, она, как и раньше, готовила еду и поддерживала в доме чистоту; только теперь она была весела, жизнерадостна; даже работники обратили внимание на качество пищи, коренным образом улучшившееся. Правда, Дороти по-прежнему любила отдаваться мечтам, и мясо нет-нет, да и подгорало. Она, как и раньше, с трудом вставала по утрам, но никто больше не жаловался на ее плохое настроение. За столом она вся светилась от счастья и с интересом часами просиживала, слушая, как мужчины обсуждают, какую работу нужно выполнить. Она не забыла слова, что сказал ей Гатри тем вечером. Работники поначалу с подозрением восприняли этот ее неожиданный интерес, но вскоре, убедившись, что она искренне желает войти в курс дела, стали терпеливо отвечать на ее вопросы, и постепенно стена между ними исчезла. Теперь они уже подшучивали друг над другом, словно члены одной большой семьи.

Гатри на протяжении почти всего дня бывал в отъезде, и Дороти дорожила временем, которое они проводили наедине. Частенько по вечерам, когда он возвращался уставший и пыльный, они сидели на веранде в лучах заходящего солнца, пили пиво и разговаривали. Прильнув к нему, Дороти говорила себе, что вряд ли возможно быть счастливее, чем она. А когда захлопывалась дверь за последним работником, он поворачивался к ней с улыбкой и брал в свои объятия.

— Наше месячное соглашение завтра истекает, — сказал Гатри однажды в воскресенье, когда они наслаждались возможностью остаться в постели до восьми.

— Месяц? Неужели прошло так мало? — Дороти удивленно подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Ее рыжие волосы упали ему на лицо, и он аккуратно заправил их ей за уши, понежив руку в их мягком шелке.

— Кажется, что гораздо больше, правда?

Дороти не могла представить себе, что было время, когда она не знала его, даже не догадывалась о его существовании.

— Но нам не придется снова драться, правда?

Гатри улыбнулся.

— Я уверен, что мы сможем договориться о новых условиях. — Но тут его улыбка погасла. — Если ты, конечно, собираешься остаться.

Дороти заглянула в его глаза, ее собственные излучали теплоту.

— Я останусь, — сказала она и наклонилась, чтобы поцеловать его.

Пальцы Гатри погрузились в ее волосы, чтобы удержать ее голову в таком положении, но в этом не было нужды, и он обнял ее.

Позднее, когда Дороти вернулась на землю со вздохом счастья, она возобновила прежний разговор.

— А не подразумевалось ли, что я к этому времени должна буду покинуть Биндабурру? — спросила она, лениво водя пальцем по его груди. — Я думала, что ты собирался создать для меня невыносимые условия, чтобы я поскорее уехала.

— Я изменил стратегию, — усмехнулся Гатри, — я понял, что ты слишком упряма, чтобы сдаться, а потом…

— Что потом? — Дороти погладила его волосы.

— А потом я обнаружил, что вообще не хочу, чтобы ты уезжала, — сказал он.

Весь день эти слова не выходили у нее из головы. Они никогда не заговаривали о женитьбе до этого, и она была довольна тем положением вещей, которое существовало. В конце концов они ведь знали друг друга всего лишь месяц, и хотя Гатри фактически никогда не говорил ей, что любит ее, в этом не было нужды. Ральф был, наоборот, полон слов, но Гатри был полон действия, и он показывал ей, как любит ее, каждый раз, когда прикасался к ней. И пока этого ей хватало.

Они сидели за ленчем, когда услышали звук подъехавшей машины. Гатри вышел посмотреть, кто там, и вернулся назад в компании приятной на вид супружеской четы с четырьмя детьми, младшему из которых было на вид года три-четыре.

Они были первыми людьми, которых Дороти увидела в Биндабурре, и она впервые подумала, в какой глуши располагалось имение. От природы Дороти была очень общительной, любила шумные компании и была душой любой вечеринки. Вернуться обратно в Лондон ее вовсе не тянуло, однако она была рада возможности поболтать с новыми людьми.

Она просияла улыбкой, когда Гатри представил чету: Сьюзен и Элвин Стоун.

— Располагайтесь, я сейчас приготовлю кофе, — сказала она.

Когда Дороти вернулась с чашками, Гатри взглянул на нее через стол.

— Элвин только что рассказывал, что они привозят сюда детей уже три года. Стив разрешал им на неделю разбивать лагерь неподалеку от воды.

— Это правда, — неожиданно заговорил Джим, который открывал рот лишь в самых крайних случаях. — Мистер Маккуин всегда был им рад. Он говорил, что они хоть и городские, но все всегда делали правильно — следили за огнем и никогда не оставляли после себя никакого мусора.